Мне кажется, один из значительных недостатков современной науки в России — это духота. 

 В чём она состоит, я сейчас расскажу.

 Современные исследователи в разных областях чересчур зависят от диктатуры государства.  Диктатуры не в плане репрессий и зачисток, а бюрократической диктатуры, при которой учёным разных отраслей приходится заниматься исследованиями только в тех рамках, которое устанавливает государство.

 Когда исследователь пишет работу, вся его творческая мысль ограничена множеством факторов, которые не дают ему выйти за рамки. Какие это рамки?

 1. Обязательная закреплённость за программой. 

 Сужу даже по моему профилю. У меня когнитивная лингвистика. И попробуй я выйти за рамки когнитивной лингвистики, как мою работу аннулируют. 

 Но ведь черта современной науки в том, что она сплошь междисциплинарна. И что страшного в том, что при исследовании той или иной темы я выйду на другой результат, который может быть связан с другой наукой. 

 Ведь мы знаем, что многие философы легко переходили в лингвистику. Например, Гуссерль или Хайдеггер. Не так ведь им было обязательно переходить на лингвистическую кафедру. 

 И исследование, например, Бахтина носит не столько литературоведческий, сколько культурологический характер, хотя результаты деятельности Бахтина до сих пор актуальны. 

 2. Проверки на плагиат и оригинальность текста.

 Особенно это изумляет, когда оригинальность текста проверяется автоматизированными системами.  Да, она может вычислить цитаты, на которые не указана ссылка, что правильно, ибо воровство чужих идей недопустимо.

 Другое дело, когда речь идёт об измерении уникальности. 

 Знаете, если я всю работу напишу матом и в стихах, то уникальность работы будет наверняка выше, но будет ли она значима в современной науке?

  Наука — это сфера интертекстуальная. И требовать от какого-нибудь господина Н. свести к минимуму теоретическую базу представляется мне абсурдом.

 Важно ведь не количество цитат, взятых у тех или иных предшественников. Важно то, насколько эти цитаты осмыслены и поняты, насколько они применимы в практической части работы. Вряд ли это может подсчитать программа. 

 Наука — это  вещь, в которой за один день сложно подсчитать КПД от той или иной работы. Это не сельское хозяйство.

 3. Сокращение кафедр или нежелание открывать новые направления.

 С одной стороны, государство боится, что учёный выйдет за рамки. С другой, совершенно легко распускает кафедры по экономическим соображениям.

 Так произошло, например, с моей кафедрой романского языкознания. Не нужно — распустили. Студентов учится мало — платить зарплату преподавателям нечем.

 Обратная сторона состоит в нежелании открывать новые направления. Наш преподаватель очень долго боролся, чтобы открыть отделение когнитивной лингвистики. С горем пополам открыли.

 Сейчас наша кафедра борется за открытие направления психолингвистики. Перспективное направление? Думаю, да. Но сколько трудов стоит кафедре, чтобы открыть и его! 

 Я уж не говорю об отрасли нейролингвистики, где могли бы сотрудничать специалисты из медицинских и лингвистических областей для решения задач в области преподавания детям с нарушениями мозга. К тому же — прямое практическое применение знаний лингвиста.

 Но нет же… Денег нет на это. 

 Зато деньги всегда находятся на какую-нибудь мраморную табличку для Ельцина или на огромный торт в честь дня рождения университета.  

 Я уж не говорю об откровенно низких зарплатах… Это уж ясно.

 Вот почему я считаю, что в науке существует эта духота. И что мало в ней простора для революций.