В искусстве должна быть максимальная свобода. Она не должна быть безграничной, конечно, но нужно дать возможность человеку выразить свою мысль так, как он этого хочет.

 Единственное, что надо сделать, — это установить какие-либо социальные ограничения на то или иное произведение искусства.

 То есть, так, как делается сейчас. Возрастное ограничение или надписи типа «слабонервным не смотреть». Только тщательно это продумать.

 А вот решать, что можно и что нельзя показывать, кто должен? Извините, высокомерные граждане, никто. Особенно те, которые мало что сделали для современного искусства. 

 Да-да, никто, потому что вопросы искусства — это, пожалуй, одни из самых спорных.

 У кого есть готовая концепция, что можно и что нельзя показывать, что говорить и где смолчать? Ни у кого.

 В своё время произведение Флобера «Госпожа Бовари» считали развратным произведением. Автора даже судили, хотя у него нашёлся адвокат, который его спас.

 Понимаете, это данность. Если человек хочет высказаться, пусть выскажется. В наше время и без того всяких ограничений полно, а уж сказать-то...

 Да, беда многих художников и творческих деятелей в том, что они далеко не всегда нравственны. Пожалуй, даже порой позволяют себе ужасные вещи. Но это тоже люди.

 Мы можем любить их творчество или не любить. 

 А по поводу граней… Они так-то установлены. Есть статьи за хулиганство (грубое нарушение общественного порядка), за насильственные действия в отношении любой группы людей (почему здесь надо выделять только клерикалов, понять не могу).  Понятно, что эти вещи допускать нельзя. И искусства тут нет.

  Последний вопрос, который я хочу задать тем, кто против свободомыслия в искусстве:

  — А судьи кто? 

 Даже мы, филологи, как и многие искусствоведы, спорим по поводу художественной ценности многих произведений, потому что искусство очень неоднозначно и очень сложно, чтобы сказать определённо, что есть оно и что нет.